Николай Яковлевич Ананьев родился в 1912 году в селе Сазановка Иссык-Кульского района Киргизской ССР в бедной крестьянской семье. Русский. Когда в селе организовался колхоз, он одним из первых всту­пил в него. Трудолюбием и скромностью, простотой и искренностью снискал авторитет среди односельчан. В июле 1941 года ушел на фронт и был определен в 316-ю стрелковую дивизию. Рядовой. Стрелок.

Сражался под Москвой в числе 28 панфиловцев, защищавших подступы к столице в районе Волоко­ламского шоссе.

За проявленные доблесть, мужество, героизм 21 ию­ля 1942 года посмертно удостоен звания Героя Совет­ского Союза.

II. Я. Ананьев и его боевые соратники похоронены у околицы села Нелидово, в километре от разъезда Дубосеково.

Память о Герое увековечена. Его именем названо село, в котором он родился и жил, улица в этом селе, пионерский отряд средней школы №1, здесь же создан музей. У здания правления колхоза «Первое Мая» Иссык-Кульского района установлен бюст на фоне мо­заичного панно, отображающего подвиг 28 героев- панфиловцев. В городе Фрунзе на проспекте «Молодая гвардия» па Аллее Героев также установлен бюст.

ИЗ ПЛЕЯДЫ БЕССТРАШНЫХ

Истоки подвига… Как определить, где они берут начало и на каком отрезке жизни чело­век раскрывает свою богатырскую духовную и физическую силу? Ответить на этот вопрос пе так просто, но все же можно.

Никола Ананьев, как и его сверстники из села Сазановка, вряд ли мог прочитать афо­ризмы Суворова о героизме и мужестве сынов Отечества, понаслышке знал о Кутузове, На­химове, других полководцах, которые воспиты­вали в солдате готовность к подвигу во имя родной земли и народа,— в тогдашней Сазановке только-только начинала формироваться сельская библиотека. Да и когда было чи­тать — отец, прошедший империалистическую, сражавшийся за Советскую власть, скончался от тифа, вскоре от болезней, невзгод и непо­сильного труда перестало биться сердце мате­ри. Осталось шестеро сирот, четвертым в семье был Николай. Надо было помогать сестрам, старшим и младшим. Это — тоже испытание на прочность.

Осенью, зимой и ранней весной на лодчонке рыболовецкого колхоза «Иссык-Куль» уходил Николай на промысел сазана и чебака и, как рассказывают односельчане, без улова с озера не возвращался. А ведь сколько раз приходи­лось в одиночку выдерживать натиск ледяных волн, штормовых ветров и чудом оставаться живым. Таким помнят односельчане Николая. И как рассказывает ветеран-панфиловец Алек­сей Трофимович Лутошкин, который вместе с Ананьевым в числе первых сазановских при­зывников отправлялся в июле сорок первого на пароходике до Рыбачьего, тоже с котомкой за плечами, Николай Ананьев был скромным, трудолюбивым, мужественным. Когда старший брат Иван, провожая Николая, спросил: «Тя­жело будет на войне — справишься ли?», тот с улыбкой ответил: «Не надеешься на меня? Не бойся, выстою… Вернемся с войны, поды­тожим наш разговор. До встречи, Ваня!..» Братьям встретиться не пришлось — оба по­гибли, защищая страну от фашистского наше­ствия.

И все-таки этот разговор до сих пор вспоми­нают односельчане. А мне подумалось: корот­кая, прощальная беседа для «тихони» Николая Ананьева была тоже одним из истоков его бес­смертного подвига. Да, не пришлось ему за­кончить даже семилетку, но уже шли фильмы «Чапаев», «Мы из Кронштадта», «Тракторис­ты», пелись песни о Катюше, трех танкистах, радио передавало о перелете Чкалова и его то­варищей через Северный полюс в Америку, о трудовом подвиге Алексея Стаханова и Па­ши Ангелиной. И, восхищаясь биографиями героев, простой крестьянский парень из Сазановки впитывал и героику предвоенных буд­ней, и смысл жизни, и готовность к подвигу в самую тяжкую для страны годину.

А проводив мужей, сыновей, братьев в Крас­ную Армию, жены, матери, сестры сели на трактор, пошли за плугом, пахали, сеяли, уби­рали хлеб для фронта и Победы, ночами при коптилках вязали носки и варежки для фрон­товиков. Мария Михайловна Кузина стала первой в Сазановке трактористкой. Вслед за нею пошли другие…

Николай Ананьев и не помышлял стать ге­роем, увенчанным «Золотой Звездой». Но готов был отстоять Родину, свой народ, отстоять тот мир, в котором только начинали лучше жить люди в Киргизии и под Москвой, в Белоруссии и на Дальнем Востоке — во всей необъятной стране, набиравшей силы для индустриализа­ции и коллективизации, чтобы вырваться из оков прошлого — нищеты, голода, безграмот­ности, чтобы человек от Москвы до самых до окраин шел по своей земле хозяином, созида­телем нового мира. Хотелось крестьянскому парню из Сазановки много хорошего сделать на своем веку.

Так думал и не мог думать иначе Николай Ананьев, как и его сверстники, когда на паро­ходе плыли вслед за солнцем по Иссык-Кулю, то голубому, то розово-багряному, то пурпур­но-зеленому, доброму и ласковому. Как-то не хотелось верить, что фашисты бомбят города и села Украины, Белоруссии, прорываются в Крым и к Мурманску. Кому, зачем понадоби­лась земля Родины, кому так не по нутру пришлась Страна Советов? Фашизму и его нянькам-повитухам, будь то Чемберлен, Гин­денбург или Крупп — всех и не перечис­лишь. А вот ему, Николаю Ананьеву, теперь уже солдату и защитнику родной зем­ли, в составе отделения, взвода, роты, ба­тальона, полка, дивизии и всей Красной Ар­мии предстояло остановить этот поход зло­вещей чумы.

Остановить, прогнать… Да, в это верили и надеялись на своп могучие силы сыны Отечест­ва, народ верил, провожая со слезами на фронт отцов, мужей, сыновей, которые, по­учившись в местах формирования месяц-дру­гой, продолжали учебу в эшелонах в прифрон­товой полосе. Позже, уже под Москвой, Нико­лай Ананьев, всегда молчаливый, задумчивый, скажет товарищам: «А хорошо, что команди­ром у нас генерал Панфилов. Наш военный ко­миссар, чапаевец…»

Никому в дивизии, кроме командира и его штаба, не было известно, а тем более не было понятно, почему вдруг 316-ю из-под Новгорода перебрасывают к Москве. Но это знала Ставка Верховного Главнокомандования. Не ослабляя сопротивления врагу на Ленинградском фрон­те, надо было усилить оборону Москвы. Нико­лай Ананьев, как и подобает солдату, рыл око­пы, траншеи, ходы сообщения, строил землян­ки и блиндажи. Но не всегда правильно и умело. Об этом сказал генерал Панфилов, когда приехал на позиции у разъезда Дубосе­ково: «Вы же здесь у врага как на ладони, отнесите позиции на 70—80 метров к разъез­ду. Да замаскируйте хорошенько. И приказ помните — держать рубеж, хотя бы вся немец­кая армия пошла на вас».

В тот день, 16 ноября, каждый из гвардей­цев в дыму и пламени боя, крепко чувствуя ло­коть товарища, глядел не смерти в глаза, а в глаза ненавистного врага и в изрыгающие огонь стволы танковых пушек. Сталь гитлеровская лавиною шла на стальную стойкость человека советского.

Очевидцы этого боя свидетельствуют. Утро. Холодный, леденящий ветер гулял по полю, вихрилась поземка. Поеживаясь от мороза, солдаты напряженно вглядывались в сторону врага. На позиции стрелкового взвода налете­ли вражеские самолеты. Вслед за ними на окопы обрушили огонь артиллерия и миноме­ты. После обстрела в наступление двинулась вражеская пехота. Фашисты, уверенные в том, что после такого огня никого в живых не ос­талось, пошли в атаку сомкнутыми шеренгами, во весь рост. Когда враг приблизился к окопам на 100—120 метров, застрочил пулемет Ива­на Шепеткова, метко стрелял Аликбай Касаев, прицельный огонь вел Дуйшенкул Шопоков, земляк Николая Ананьева. Не выдержали фа­шисты. Ошеломленные таким неожиданным ударом, они бежали, оставив на поле боя де­сятки убитых.

Но это было только начало. В атаку двину­лись танки. Рокот моторов, лязг гусениц, вой снарядов… Летят в эти бронированные махины бутылки с зажигательной смесью, связки гра­нат… Гарь, огонь, дым и копоть, снег почернел, земля вздыбилась. А сердца солдат роты по­литрука Клочкова еще более ожесточились, го­товые «и к смерти, и к бессмертной славе».

Четыре часа над окопами 4-й роты бушевала огневая буря. Уже погиб Николай Трифо­нов, истекал кровью Григорий Петренко, ска­тился по стенке окопа Абрам Крючков…

День клонился к закату. В дымке насту­пающих сумерек снова послышался гул танко­вых моторов. Николай Ананьев, товарищи по окопу и Василий Клочков считали: десять, двенадцать, восемнадцать… двадцать пять… тридцать… «По два на каждого? Пусть немно­го меньше, но для нас хватит. Умрем, но не отступим! За нами — Москва!»

Эта жесточайшая по натиску врага и стой­кому мужеству советского солдата борьба за­кончилась победой духа и силы таких, как Ни­колай Ананьев — сынов нашей многонациональ­ной Родины. Очевидцы этого беспримерного боя мало оставили нам воспоминаний. Но по крупицам их собирают ветераны, сослуживцы, односельчане, неутомимые следопыты. Все, что связано с подвигом 28 героев-панфиловцев, вписанных золотыми буквами в историю Ве­ликой Отечественной, появилось в народном музее боевой славы в селе, из которого ушел на фронт Николай Яковлевич. Оставшиеся в живых и вернувшиеся домой А. Т. Лутошкин, В. А. Гостев, И. Н. Леденев, П. К. Мишин стали создателями этого музея и рассказали о подвиге панфиловцев.

Документы, факты… Виденное и пережи­тое… У солдат, защищавших рубеж у Дубосе­ково, на исходе боеприпасы. А фашисты прут и прут — сталью, огнем… Захлебнулась одна ата­ка, отбита вторая. Рядом с Клочковым, голова к голове, лежит раненый Натаров и словно сквозь сон слышит голос политрука: «Поми­раем, брат… Если останешься жив, рас­скажи…»

В какую минуту и после кого из товарищей пал смертью храбрых Николай Ананьев, труд­но сказать, — в бою такой учет вести было не­когда. Но они выстояли и не отдали врагу до­рогу на Москву, отдав свою жизнь. О чем думал Николай Ананьев в эти минуты? Наверно, о родной Сазановке, о сестрах, о голубом Иссык- Куле, о жизни и человеческом счастье. Не пришлось ему высказать эти мысли и чувства вслух. — гром боя, скрежет металла сомкнули ему губы. Но народ сам продолжил мысль ге­роев и сказал от их имени: «Мы принесли свои жизни на алтарь Отечества. Не проливайте слез у наших бездыханных тел. Стиснув зубы, будьте стойки. Мы знали, во имя чего идем на смерть, мы выполнили свой воинский долг, мы преградили путь врагу. Идите в бой с фа­шистами и помните: победа или смерть! Выбо­ра у вас нет, как не было его и у нас. Мы погибли, но мы победили!»

А ведь все они не были чудо-богатырями из легенд и народных сказаний. Это были простые советские парни, в их груди билось то же сердце, как и у нас. До войны они занима­лись мирным трудом, гордились тем, что жизнь становится лучше, богаче, красивее. Видел, знал все это и Николай Ананьев. И за несколь­ко дней до гибели под Дубосеково ему стала известна фраза комдива И. В. Панфилова: «Воюем хорошо, а вот представить каждого к награде времени пет — враг жесток и на­ступает пока отчаянно. А заслужим звание гвардейской — это один славный орден на всех нас…» Сказано это было за неделю до того, как 316-ю, называемую в шутку военачальни­ками «с длинным номером», награжденную за активные боевые действия орденом Красно­го Знамени, переименовали в 8-ю гвардей­скую. Номер стал коротким, а слава — беспре­дельной.

Не видел этого праздника Николай Ананьев, не пришлось подержать алое, с золотистой бах­ромой гвардейское знамя и комдиву И. В. Пан­филову — он погиб при сильнейшем артобстре­ле позиций под деревней Гусенево, на том же Волоколамском шоссе, где погиб и рядовой Ни­колай Ананьев. Солдат и генерал… Их сердца бились в едином ритме, и в бой они шли вмес­те. Видно, отсюда начинаются истоки подвига: рядовой солдат и солдат-генерал рука об руку, плечом к плечу, сердце к сердцу стояли и выстояли в смертельном бою, отстояли честь и славу Отечества ценою своих жизней.

Алексей Трофимович Лутошкин, бывший боец 175-го стрелкового полка, комсорг и са­нитар, отмеченный высокими наградами, ведет к скромному, но впечатляющему мемориалу. Бюст Николая Яковлевича Ананьева на поста­менте. А немного левее и как бы за его спи­ной — мраморная плита с лавровыми листьями. На ней выбиты имена солдат из Сазановки, по­гибших в войну. 520 фамилий: тридцать Зин- ченковых, восемь Бочарниковых… Байсынов, Байтемиров, Мамаджанов… Из восьмисот од­носельчан Николая Ананьева с фронта вер­нулось около трехсот. А к сорокалетию Вели­кой Победы в живых осталось совсем немного. Раны, да и годы взяли свое. А память о них жива и обогащается с каждым днем и годом, так оно будет и в грядущих десятилетиях, веках.

Это ведь по просьбе жителей переименова­ли Сазановку в село Ананьево. Именем Нико­лая Яковлевича назвали улицу, школу, откры­ли ананьевский мемориальный музей. И дети, когда их спрашивают в пионерском лагере или туристическом походе: «Откуда вы, ребята?», хором отвечают: «Мы — ананьевские!» Почти как «мы — кронштадцы», «мы — корчагинцы».

Дежурившие в тот день в этом священном музее боевой славы земляков — дедов, отцов школьники-экскурсоводы Алла Добрыднева, Галя Чумачева, Таня Рейф, Дима Головака записали в мой журналистский блокнот стихи, которые они читают посетителям — односель­чанам, отдыхающим из санаториев, экскур­сантам:

«Люди, покуда сердца стучатся, —
    Помните!
Какою ценой завоевано счастье, —
    Помните!
Песню свою, отправляя в полет, —
    Помните!
О тех, кто уже никогда не споет, —
    Помните!
Не плачьте! В горле сдержите стоны, Памяти павших будьте достойны!
    Вечно достойны!»

В этих строках суть душевная выражена точно: любовь к Родине, готовность к подвигу— это тоже от их земляка Николая Яковлевича Ананьева.

Красивое ныне село Ананьево — и дома добротные, и улицы одеты в асфальт, и уни­версам. Председатель колхоза Александр Алек­сандрович Багринцев, тоже преемник славных свершений своих земляков, совсем молодой и энергичный секретарь парткома Туратбек Ашимович Усенов, глядя на фотографию Ни­колая Яковлевича Ананьева, вспоминают о своих отцах, близких знакомых, приводят при­меры… Пять небольших колхозов, соединив­шись в 50-х годах в одно мощное хозяйство, которому дали весеннее название «1 Мая», приумножают трудовую славу ананьевцев. Вахты в честь гвардейцев-панфиловцев, сорев­нование за вымпел Николая Ананьева, сбор средств в Фонд мира, вечера и встречи вете­ранов с молодежью — все это опять-таки ло­жится в самую главную линию нашей жизни: «■Подвиг боевой вливается в трудовой подвиг народа». Хорошо работают первомайцы. У них есть с кого брать пример, кем гордиться.

В. ШЕПЕЛЬ