Хамит Габдуллович Гадельшин родился в 1923 году в селе Вахит Бижбулякского района Башкирской АССР. В 1938 году вместе с родителями переехал на жительство в Киргизию в совхоз «Джанги-Пахта». Татарин. Член КПСС. После окончания семилетней школы учился во Фрунзенском финансово-экономиче­ском техникуме. В августе 1941 года призван в Со­ветскую Армию. Старший радиотелеграфист.

Участник Великой Отечественной войны с октября 1941 года. Сражался в боях на Южном, Юго-Западном, Северо-Кавказском фронтах. В совершенстве зная свое дело, в сложной боевой обстановке обеспечивал устой­чивую, непрерывную связь. Долгое время находился в тылу врага с группой советских разведчиков, отку­да передавал ценные сведения о противнике.

22 февраля 1944 года за мужество и отвагу был удостоен звания Героя Советского Союза.

Славный воин прошел путь от рядового до подпол­ковника. После войны X. Г. Гадельшин окончил воен­ное училище связи имени Ленсовета, затем Крас­нознаменную Академию связи.

В настоящее время живет в городе Фрунзе, про­должает трудиться в профессионально-техническом училище № 27 военным руководителем.

И ДРОГНУЛ «ВОСТОЧНЫЙ ВАЛ»…

В августе 1943 года Хамиту Гадельшину было двадцать лет. Воевал он с октября 1941-го, но судьба щадила парня — и пули, и осколки пролетали мимо. Неведомо почему, только Ха­мит твердо был уверен, что с ним ничего не случится. Правда, был один страх, который не­отступно плелся следом… Но, честно говоря, Хамит уже сжился с ним, и, наверное, случись тому исчезнуть, испугался бы еще боль­ше. Пуще глаза своего берег Гадельшин ра­цию, и страшнее смерти для него была угроза пропустить очередной сигнал. А пропустить можно было запросто, ведь спать приходилось урывками, и многомесячная усталость могла скрутить молодое сильное тело тяжелым за­бытьем в любую минуту затишья.

У рации они дежурили по очереди, и, пока спал второй радист, Хамит писал письма. Ро­дителям — попроще, поспокойнее. Любимой де­вушке — с мужской строгостью, с легкой бра­вадой. Хамит задумчиво погрыз карандаш: о том, что они уже едва ли не чувствуют ды­хание могучего Днепра, он писать пока не ста­нет, о Днепре нужно рассказывать оттуда, из- за реки…

В августе 1943 года гитлеровцы решили подготовить защитный рубеж по рекам Десна, Сож, Днепр, Молочная, который назвали «Вос­точным валом» …

15 сентября 1943 года Гитлер отдал приказ об отводе войск на «Восточный вал», крича на весь мир, будоража свой народ и армию: «Ско­рее Днепр потечет обратно, нежели русские преодолеют его — эту мощную преграду 700— 900 метров ширины, правый берег которой представляет цепь непрерывных дотов, природ­ную неприступную крепость».

Ровно через десять дней истребительно-ди­версионному отряду, двадцати двум смелым парням, возглавляемым лейтенантом Лукиным, было приказано явиться к командиру 31-й стрелковой дивизии генералу Богдановичу. Дав задание — переправиться через Днепр и укре­питься там во что бы то ни стало, генерал крепко пожал им руки, взглянул в глаза: «Вы знаете куда идете… Я знаю куда посылаю вас…» Ни один из них не отвел взгляда, ни одна рука не дрогнула в рукопожатии.

Повсюду, по всему фронту, просачивались на правый берег реки группы советских солдат, получившие задание отстаивать захваченный пятачок земли до последнего. Им, смелым и сильным, доверили непростое дело, но если за­дача будет выполнена — а она должна быть выполнена — удастся избежать огромных, страшных потерь, которыми грозило форсиро­вание реки большими группировками. Хамит тщательно проверил рацию: жизнь многих лю­дей, исход операции зависели от нее, и значит, работать она должна безотказно.

Не было за плечами Гадельшина ни одно­го легкого боя, но здесь, близ села Аулы Криничанского района Днепропетровской области, Хамиту: предстояло выдержать особенно тяже­лый бой.

…Через Днепр они переправились сравни­тельно легко. И с ходу заняли небольшую вы­сотку, где сохранились какие-то развалины, выбив оттуда сонных, убаюканных ночью и сло­вами фюрера о неприступности правого бере­га Днепра, гитлеровцев. И от такой легкости разведчики несколько растерялись: курили молча, каждый думал о своем. Не всем из них после боя выпадает остаться в живых, а тут, на тебе! — все живы.

Ночь кончилась. Подул прохладный ветерок, запахло полынью. Лейтенант, вскинув к гла­зам бинокль, всматривался в позиции врага. Что ждет их? Отряд, сформированный еще на Северном Кавказе, не раз ходил в тыл врага, эти парни вместе провели не один бой, каждый из них знал о других все, каждый доверял другим как себе. И сегодня, сейчас, им пред­стояло выполнить задание, опираясь друг на друга. Знал ли Лукин, что ему верили больше, чем себе?

Атака, хоть они и ждали ее, началась не­ожиданно.

—- Автоматчики!

К высотке густыми, изломанными линиями шли будто выросшие из-под земли фашисты: рукава рубашек закатаны, на груди автоматы.

Хамит почувствовал, как в груди тяжело шевельнулось сердце.

Они отбивали одну атаку за другой, и, ка­залось, что нет конца этому дню, нет конца гитлеровцам, и нет иной жизни, кроме жизни в бою, когда нельзя, невозможно отступить, по­тому что никак нельзя потерять занятый плацдарм. Сжав зубы, они будут драться столь­ко, сколько позволят силы… У Хамита также, как и у всех бойцов отряда, был автомат, и он стрелял из него, пока не кончились патроны в дисках. У него были еще ручные осколочные гранаты. Так же, как и у всех. Не было толь­ко противотанковых. Потому что они тяжелые, а ему с рацией и так тяжести хватало. Перед полуднем атаки прекратились. Все бойцы от­ряда были живы — спасли каменные развали­ны, — но многие были ранены. Ранило и второ­го радиста, Алешу Иванова. Выйдя на связь, Хамит доложил обстановку.

Над Днепром висела тишина. Они пили из фляжек днепровскую воду, курили. А лейтенант приподнялся над бруствером: «Как там обста­новка?» Они не сразу поняли, что произошло: лейтенант, даже не вскрикнув, тяжело упал на руки Гадельшина. Ему, их командиру, смер­тельно раненному в голову, было отпущено на жизнь еще несколько минут, всего лишь не­сколько мгновений жизни… Он успел сказать: «Связь…» — и затих. Гадельшин вновь вышел на связь. Ответ поступил немедленно: «Берите командование на себя!»

Едва успел снять наушники, как услышал крик:

— Танки!

— Один… пять… девять…, — считал сержант Гадельшин танки. Под их прикрытием к высот­ке бежали автоматчики.

— Всерьез за дело взялись, гады…

Гадельшин попросил свой берег прикрыть их огнем. Мощный удар артиллерии заставил отряд вжаться в землю, закопаться в развали­нах, невозможно было понять, осколки чьих снарядов свистят над головой — наших или вражеских. Семь подбитых танков дымились перед высоткой. Отряд вновь вступил в бой, доставая автоматными очередями убегающих гитлеровцев. Постепенно утихли крики. Слы­шались лишь редкие взрывы. «Рация, чудес­ный ящик, чтобы мы без тебя делали!» — по­думал радист. Лучше бы он не произносил этой фразы, хотя бы и про себя, лучше бы не вспоминал про рацию, может тогда ее не про­бил бы случайный осколок, не вышел бы из строя радиопередатчик… Хамит схватился за голову: что делать?

Атака фашистов захлебнулась. Хамит под­нял бинокль. Медленно, метр за метром осмат­ривал он плоский берег Днепра, чуть дольше задерживал взгляд на дымящихся танках. А что если?.. А что если найти рацию противника? Сначала мысль эта показалась дикой. Но дру­гого ничего не приходило в голову. Не было иного решения. Не могло быть сейчас! Взвесив все «за» и «против», Хамит приказал себе: «Действуйте, сержант Гадельшин».

Теперь он повторял путь, только что прос­леженный им в бинокль, ползком метр за мет­ром обследуя поле боя. Откуда появилась уве­ренность, что найдет рацию? Да ниоткуда, бы­ла просто, да и все. Конечно, гитлеровцы не бросят рацию на поле боя, даже если радист и погиб. Ну, а если где-то здесь все-таки есть рация? Вдруг им выпал счастливый шанс, а он, Гадельшин, не смог им воспользоваться? И Ха­мит, переползая из одной воронки в другую, стал искать. И когда, наконец, увидел рацию, глазам своим не поверил: «Нет, так не бы­вает». А что не бывает, вот она рация, целе­хонькая, ни одной царапины. Назад ему хоте­лось не ползти, а бежать, но он усмирил серд­це, заставил себя осмотреться: мало ли что, а он теперь не имеет права рисковать собой.

Сержант немедленно вышел на связь с Большой землей, нужно было сообщить от­дельные разведданные, возможно, получить до­полнительное задание. Словом, нужно было продолжить начатое дело и продолжить его с максимальной отдачей. Хамит улыбнулся, представив себе, как удивились на базе тому, что его рация «заговорила» не своим голосом. Но тогда было не до улыбок. Запросили па­роль — ответил. А ему — ждите. Через две-три минуты запрашивают следующий пароль — и вновь ответил, поняв, что проверяют по всей строгости. И правильно делают, мало ли что… Наконец проверка закончилась, и его попроси­ли немедленно доложить обстановку, штаб ди­визии остро нуждался в этих сведениях, по­скольку на 28 сентября, то есть на следующий день, готовилась большая переправа через Днепр.

И вновь на высотку пошли шеренги фаши­стов.

— Ну, ты гляди, неймется им — не выдер­жал кто-то из парней. — Решили, наверное, проверить живы мы тут или нет…                                                                                               *

И снова бой, который длился до самой но­чи. Тяжелый, изнурительный бой. Гибли пар­ни из истребительно-диверсионного отряда, гиб­ли молча, не смея оторвать своих друзей от прицелов автоматов. Из двадцати двух в тот день, когда захлебнулась атака гитлеровцев, их осталось в живых только семеро. И на сей раз повезло сержанту Хамиту Гадельшину — он не был даже ранен. Не знал тогда Хамит, Что через несколько часов его контузит и дол­го будет мучить головная боль, что ухудшится слух, не знал он и того, что в сердце его в этот день что-то произошло, сдвинулось и что теперь оно у него больное. (Это выяснится только после войны, когда подаст Гадельшин документы в военную Краснознаменную ака­демию связи,— но все-таки добьется своего фронтовик, станет учиться; ведь если остался жив на войне, по силам — все.)

Ни пуля, ни осколок не коснулись Хамита Гадельшина, но всем телом своим, всей душой помнит он войну до самых мелких подробно­стей, п забыть ее уже не сможет никогда. Когда я попросила его рассказать о своем подвиге, Ха­мит Габдуллович рассказывал об этом дне так, будто минул он совсем недавно. Рассказывал будничным, спокойным голосом, а потом ото­шел в сторону, закрыл на минуту лицо.

В те самые дни и часы, когда насмерть стояли истребители, по всей линии фронта просачивались на правый берег Днепра груп­пы советских солдат. Из тысячи подвигов, са­мопожертвований, смекалок, тактик сложилась общая сила, главная стратегия боя, заставив­шая сначала дрогнуть, а затем и сломаться будто бы непобедимый фашистский «Восточный вал».

Через полтора месяца сержанта Гадельши­на вызвали к старшине роты связистов. На улице — ночь, дождь, к тому же подошло время ему отдыхать. Но приказ есть приказ. Хотел Хамит схитрить, не идти в роту, сославшись на то, что не знает места ее расположения, но ему порекомендовали идти по телефонному проводу. Шел, спотыкался, проваливался в на­полненные водой выбоины… Можно себе пред­ставить, каких слов (мысленно, разумеется) удостоился старшина роты. Наконец, явился. Мокрый, злой. Сказали: «Ждите связи».

— Жду. Задремал было. И тут зовут: «Ско­рее, на проводе начальник политотдела диви­зии…» Взял я трубку и слышу: «Поздравляю Вас, товарищ Гадельшин, с высокой правитель­ственной наградой — присвоением звания Ге­роя Советского Союза». А я молчал, молчал, хоть старшина мне всякие поощрительные зна­ки делал, а потом говорю: «Ладно». И трубку положил. Разволновался очень. Старшина толь­ко крякнул от досады, а я опять по проводу в свою часть пошел.

— В мае 1944 года вызвали меня в Москву. Явился я туда в ватных штанах и телогрейке: нас еще не перевели на летнее обмундирова­ние. В поезде — до сих пор помню чистоту и уют мягкого вагона — познакомился с другими фронтовиками, которые, как и я ехали в Моск­ву за наградами, так они тоже были одеты кто во что.

— То, что происходило в Кремле, помню очень плохо: ярко пылали лампы, поскольку в зале были установлены кинокамеры, и от этой яркости у меня все поплыло перед глазами. Когда назвали мою фамилия и мне пришлось идти на сцену, к Михаилу Ивановичу Калини­ну, я думал только о том, чтобы не сжать очень сильно его руку — об этом нас, фронто­виков, попросили заранее. Опомнился я уже на Красной площади.

Герой Советского Союза полковник Хамит Габдуллович Гадельшин преподает военное де­ло в ГИТУ № 27 города Фрунзе. Когда-то, еще до войны, окончив школу, он долго не мог вы­брать себе дело по душе. Кем быть? И та работа интересна, и другая. Наконец, на семейном совете решили, что пойдет он учиться в финан­сово-экономический техникум. Но не успел Ха­мит привыкнуть к арифмометру, началась вой­на. На фронт ушел добровольцем, и с этого дня навсегда стал военным. Даже свободное от ра­боты время Хамит Габдуллович отдает своему делу — читает лекции по теме «Героизм мас­совый — подвиг бессмертный». И надо видеть с каким вниманием слушает его любая ауди­тория: ведь Гадельшин знает о войне то, что можно узнать только на ее переднем крае.

Л- ЖОЛМУХАМЕДОВА